Неточные совпадения
Как-то вечером, когда в окна буйно хлестал весенний ливень, комната Клима вспыхивала голубым огнем и стекла окон, вздрагивая от ударов грома,
ныли, звенели, Клим, настроенный лирически, поцеловал
руку девушки. Она отнеслась к этому жесту спокойно, как будто и не ощутила его, но, когда Клим попробовал поцеловать еще раз, она тихонько отняла
руку свою.
Ударившись обо что-нибудь, расцарапав себе ногу,
руку, разбив себе нос, она никогда не плакала, не
ныла, как это делали девочки Сомовы.
Не оставлю
Твоей
руки, пока в мольбах и стонах
Не выскажу тебе, как
ноет сердце,
Какой тоской душа больна.
И когда вышли на берег, то у каждого горели ладони от весел, приятно
ныли мускулы
рук и ног, и во всем теле была блаженная бодрая усталость.
Крапива обожгла мне
руки, спина
ныла, и голова кружилась; но чувство блаженства, которое я испытал тогда, уже не повторилось в моей жизни.
И торопливо ушла, не взглянув на него, чтобы не выдать своего чувства слезами на глазах и дрожью губ. Дорогой ей казалось, что кости
руки, в которой она крепко сжала ответ сына,
ноют и вся
рука отяжелела, точно от удара по плечу. Дома, сунув записку в
руку Николая, она встала перед ним и, ожидая, когда он расправит туго скатанную бумажку, снова ощутила трепет надежды. Но Николай сказал...
Осматриваюсь и понимаю, что стою, прислонясь спиною к какому-то дому, а в нем окна открыты и в середине светло, и оттуда те разные голоса, и шум, и гитара
ноет, а передо мною опять мой баринок, и все мне спереди по лицу ладонями машет, а потом по груди
руками ведет, против сердца останавливается, напирает, и за персты
рук схватит, встряхнет полегонечку, и опять машет, и так трудится, что даже, вижу, он сделался весь в поту.
Ах, надо же и Пафнутьева пожалеть… ничего-то ведь он не знает! Географии — не знает, истории — не знает. Как есть оболтус. Если б он знал про Тацита — ужели бы он его к чертовой матери не услал? И Тацита, и Тразею Пета, и Ликурга, и Дракона, и Адама с Евой, и
Ноя с птицами и зверьми… всех! Покуда бы начальство за
руку не остановило: стой! а кто же, по-твоему, будет плодиться и множиться?
— Да вы его избалуете! — прокричал Петр Степанович, быстро вбегая в комнату. — Я только лишь взял его в
руки, и вдруг в одно утро — обыск, арест, полицейский хватает его за шиворот, а вот теперь его убаюкивают дамы в салоне градоправителя! Да у него каждая косточка
ноет теперь от восторга; ему и во сне не снился такой бенефис. То-то начнет теперь на социалистов доносить!
Город был насыщен зноем, заборы, стены домов, земля — всё дышало мутным, горячим дыханием, в неподвижном воздухе стояла дымка пыли, жаркий блеск солнца яростно слепил глаза. Над заборами тяжело и мёртво висели вялые, жухлые ветви деревьев, душные серые тени лежали под ногами. То и дело встречались тёмные оборванные мужики, бабы с детьми на
руках, под ноги тоже совались полуголые дети и назойливо
ныли, простирая
руки за милостыней.
Ключарев играл хуже татарина; он долго думал, опершись локтями на стол, запустив пальцы в чёрные, курчавые волосы на голове и глядя в середину шашечницы глазами неуловимого цвета. Шакир, подперев
рукою щёку, тихонько, горловым звуком
ныл...
Правая
рука у него
ныла до самого плеча, а в голове стояла такая дрянь…
Овод жужжит и кусает,
Смертная жажда томит,
Солнышко серп нагревает,
Солнышко очи слепит,
Жжет оно голову, плечи,
Ноженьки, рученьки жжет,
Изо ржи, словно из печи,
Тоже теплом обдает,
Спинушка
ноет с натуги,
Руки и ноги болят,
Красные, желтые круги
Перед очами стоят…
Жни-дожинай поскорее,
Видишь — зерно потекло…
Крепче вы, ноженьки, стойте!
Белые
руки, не
нойте!
Надо одной поспевать!
— «Господи боже отец наших, заповедавый
Ною, рабу твоему, устроити кивот ко спасению мира…» — густым басовым голосом говорил священник, возводя глаза к небу и простирая вверх
руки: — «И сей корабль соблюди и даждь ему ангела блага, мирна… хотящие плыти на нем сохрани…»
Климков пошёл, держа конверт в правой
руке на высоте груди, как что-то убийственное, грозящее неведомым несчастием. Пальцы у него
ныли, точно от холода, и в голове настойчиво стучала пугливая мысль...
Ему бесконечно хорошо, только
ноют обожженные пальцы
рук…
Руки его обожжены, концы пальцев
ноют, но он чувствует себя в блаженном состоянии…
Схватясь
руками за голову, Наталья качалась,
ныла...
Ночь становилась всё холодней;
рука, державшая револьвер,
ныла от холода; до полицейского управления — далеко, там, конечно, все спят. Яков сердито сопел, не зная, как решить, сожалея, что сразу не застрелил этого коренастого парня, с такими кривыми ногами, как будто он всю жизнь сидел верхом на бочке. И вдруг он услыхал слова, поразившие его своей неожиданностью...
Семен Матвеич опять прошелся взад и вперед и, остановившись, потрепал меня слегка по
руке, по той самой
руке, которая еще
ныла от его насилия и на которой я долго потом носила синие знаки…
Анна. А мне нужды нет, замерз совсем стыд-то. И чувствую я, что мне хорошо,
руки не
ноют, в груди тепло, — и так я полюбила эту шинель, как точно что живое какое. Не поверишь ты, а это правда. Точно вот, как я благодарность какую к ней чувствую, что она меня согрела.
Хозяйка, суетясь, точно испуганная курица, совала в
руку мужа стакан водки, он прижимал стакан ко рту и не торопясь сосал, а она торопливо крестилась мелкими крестами и вытягивала губы, точно для поцелуя, — это было жалобно и смешно. Потом она тихонько
ныла...
Я даже просил у няни вразумления: нельзя ли молиться за Сганареля? Но такой вопрос был выше религиозных соображений старушки, и она, позевывая и крестя рот
рукою, отвечала, что наверно она об этом ничего не знает, так как ни разу о том у священника не спрашивала, но что, однако, медведь — тоже божие создание, и он плавал с
Ноем в ковчеге.
Аян протер глаза в пустынной тишине утра, мокрый, хмельной и слабый от недавнего утомления. Плечи опухли,
ныли; сознание бродило в тумане, словно невидимая
рука все время пыталась заслонить от его взгляда тихий прибой, голубой проход бухты, где стоял «Фитиль на порохе», и яркое, живое лицо прошлых суток.
Устал он, выбился из сил, взодрав за нынешний день чуть ли не целую десятину земли;
ноет у него все тело, ломит
руки, трудно разгибать и сгибать спину, а он, небрежно болтая ногами, знай заливается во всю грудь...
Незаметно избили Минакова, он шел но улице, упираясь в заборы
руками, плевался кровью, всхлипывал и
ныл...
Он устал. Он был подавлен. Ноги подкашивались. Его избитое тело
ныло тупою болью. Дыхание в груди захватывало.
Руки и ноги коченели. Обнаженную голову стягивало точно раскаленными обручами.
Когда мы подошли к раненому, он сидел, охватя голову
руками, и, сцепив зубы, тихо
ныл...
Конечно, Иван Ильич даже и теперь, садясь за стол, дал бы себе скорее
руку отсечь, чем признался бы искренно, не только вслух, но даже самому себе, что все это действительно точно так было. Минута еще вполне не пришла, и теперь еще было какое-то нравственное балансе. Но сердце, сердце… оно
ныло! оно просилось на волю, на воздух, на отдых. Ведь слишком уж добрый человек был Иван Ильич.
Она подняла
руку к глазам, на которых выступили слезы, и тихо вскрикнула.
Рука болела и
ныла нестерпимо. Со стоном она упала на бурку.
Этот восьмиверстный переезд на возу, который чуть волокла управляемая бабой крестьянская кляча, показался Форову за большой путь. С седой головы майора обильно катились на его загорелое лицо капли пота и, смешиваясь с пылью, ползли по его щекам грязными потоками. Толстое, коренастое тело Форова давило на его согнутые колена, и ноги его
ныли,
руки отекали, а поясницу ломило и гнуло. Но всего труднее было переносить пожилому майору то, что совершалось в его голове.
Все мои члены
ныли… Я хотела расправить их и не могла поднять
руки. К ужасу моему, я поняла, что была связана…
— Ты знаешь, я решила в этом году завести полсотни кур. Будем жить куриным хозяйством. Противно смотреть на дачников, — стонут,
ноют, распродают последние простыни, а сидят сложа
руки. Будем иметь по нескольку десятков яиц в день. Сами будем есть, на молоко менять, продавать в городе. Смотри: сейчас десяток яиц стоит 8 — 10 рублей…
Совсем стало темно. Серафима натыкалась на пни, в лицо ей хлестали сухие ветви высоких кустов, кололи ее иглы хвои, она даже не отмахивалась. В средине груди
ныло, в сердце нестерпимо жгло, ноги стали подкашиваться, Где-то на маленькой лужайке она упала как сноп на толстый пласт хвои, ничком, схватила голову в
руки отчаянным жестом и зарыдала, почти завыла. Ее всю трясло в конвульсиях.
И поверите, когда к концу первой недели перестало в пояснице
ныть и
руки я достаточно намозолил, — такое, я вам скажу, душевное настроение…
семьдесят два таких, которые пишутся зря, от нечего делать, только потому, что есть под
рукой бумага и марка. В таких письмах описывают балы и природу, жуют мочалу, переливают из пустого в порожнее, спрашивают: «Отчего вы не женитесь?», жалуются на скуку,
ноют, сообщают, что Анна Семеновна в интересном положении, просят кланяться «всем! всем!», бранят, что у них не бываете, и проч...
Лишь только мы завернули
На этот… другой путь,
Часовой сразу 2 пули
Всадил коменданту в грудь.
Потом выстрелил в меня.
Я упал…
Потом он громко свистнул,
И вдруг, как из-под земли,
Сугробы взрывая,
Нас окружили в приступ
Около двухсот негодяев.
Машинисту связали
руки,
В рот запихали платок.
Потом я услышал стуки
И взрыв, где лежал песок.
Метель завывала чертом.
В плече моем
ныть и течь.
Я притворился мертвым
И понял, что надо бечь.